Воля Луу-Тенгри (часть 2)
С этими словами Батый развернул коня и, подавленный, поспешил скрыться в глубине тумена. Джебе, переглянувшись с Субедеем, понурил голову и, достав свой походный рог, огласил заснеженное поле звонким рёвом горна. Огромный тумен, повинуясь зову горна, последовал вслед за ханом. Задрожали повозки, послышалось ржание лошадей, и огромный караван с награбленным добром, осадными машнами, фуражом и сложенными юртами, двинулся на север, чтобы продолжить свой опустошительный поход в русские земли. И пока огромная армия монголов медленно покидала Рязань, провожая взглядом её обуглившийся развалины и залитые кровью руины стен, Луу-тенгри стоял у ворот, защищая грудью молодую мать и её дитя, которым в тот день посчастливилось выжить в страшном огне качипчакского похода Батыя. Наш герой, сжимая острые когти и облизывая языком острые клыки, смотрел на горизонт, над которым сиял яркий полумесяц, окруженный пушистыми облаками. На его глазах наворачивались слёзы: дракон проклинал себя за то, что позволил стольким людям умереть в беспощадном огне войны. В голове снова замелькали воспоминания давно минувших дней: Рим, готы, всё в огне, последние израненные легионеры падают в кровавые лужи, умирая в муках; и там, рядом с амфитеатром, посреди разрушенной онаграми мостовой, стоит она, посреди опьяненных разбоем варваров, и смотрит на него, не видя занесенного над ней меча полоумного варвара… Нет! Прочь эти мысли! Отбросив их от себя, дракон обнял плачущую мать и мирно спящего ребенка и повел их в сторону хижины Ясномысла в надежде, что старый волхв приютит обескровленных мучеников.
Над опустевшей столицей Рязанского княжества нависла долгожданная тишина. Догорели последние дома, красные угольки растворились в бытии, и лишь тонкие клубы дыма пронзали небеса. Так шли они, поворот за поворотом, ориентируясь по черным развалинам. Проходя мимо церкви, дракон увидел зрелище, от которого его лапы непроизвольно затряслись от ужаса, а на глазах навернулись слёзы: на спаленной до тла церкви раскачивались подвешенные за ноги изуродованные трупы священников, попов и бедолаг, которые хотели укрыться в церкви в надежде спастись от опустошительного набега. «Простите…» - прошептал наш герой и продолжил вести мать в сторону хижины. Подойдя к дому волхва, Хранитель Добра застыл на месте, как вкопанный. Злость, отчаяние, скорбь и невыносимая ноющая боль захлестнула его душу: от хижины Ясномысла осталась только пара почерневших брёвен. Тёмный силуэт, утыканный длинными стрелами с пёстрым оперением, рядом с крыльцом ясно свидетельствовал, что хозяина дома постигла та же страшная участь. В отчаянии сжав когтистую пятерню, наш герой тяжело вздохнул и молча направился на поиски нового жилища.
Вскоре ему улыбнулась удача: на одной из выжженных до тла улиц его зоркий глаз приметил невзрачную избушку, которая на вид была вполне себе целёхонькой. Уже через несколько минут он и девушка с ребенком были внутри избушки и пытались растопить печь. Чиркая двумя кусками кремния, девушка одновременно укачивала ребенка в обуглившийся люльке. Хранитель Добра в это время клал дрова в печку, суя между ними куски бересты и сухой коры. Увидев, что девушка немного косо на него смотрит, наш герой сказал:
- Тебе, наверное, немного неприятно видеть меня таким… Ну, в смысле, таким, какой я есть на самом деле.
- Не знаю даже, - замялась девушка, расчёсывая свои испачканные сажей локоны. - По мне так ты очень даже милый. Я-то змиев всегда представляла, как Горынычей, злых и кровожадных, но ты… Ты совсем не такой. Ты защитил меня. Я и не знала, что вы существуете.
- Ну… Да, согласен. Это немного необычно, - ответил дракон. - Я - последний в своём роде. Поэтому любуйся, пока можешь.
Девушка ответила звонким смехом. Хранитель Добра улыбнулся в ответ. Вскоре дракону удалось растопить печку. Из крошечной трубы повалил дым. Малютка спал в люльке, убаюкиваемый колыбельной матери. А наш герой, изредка поглядывая на спасенную мать и сына, лежал на спине и смотрел в потолок, мысленно благодаря судьбу за шанс исполнить своё предназначение.
***
«Успеть, успеть, только успеть!» - лишь одна мысль стучала в голове русского богатыря Евпатия. Холодный ветер бил в лицо, снег от копыт буйного коня бил морозным ключом в небо, застилая уставшие от изнурительного похода очи. Дружина была в пути вот уже вторые сутки. Никто не помнил, в какой глуши был последний привал. Вокруг были лишь покрытые снегом равнины и одетые в белые пухлые шубы хвойные леса, молча приветствовавшие угрюмого воеводу.
- Долго ли нам ехать, Евпатий? - спросил гнавший вороного коня отрок, поравнявшись с воеводой.
- Нет, Борис, чай уже до города рукой подать, - ответил опьяненный отвагой Коловрат, закрывшись щитом от внезапно нахлынувшего холодного ветра. - Чует сердце моё, что бьются ещё Юрий с Олегом. Как только покажутся вдалеке супостаты, так ты не мешкай - сразу веди дружину в бой. По тылам бей, где слабы супостаты. Глядишь и побежит татарва, сломя голову.
- Будет исполнено, воевода, - кивнул Борис и повернул коня вправо. Всё гонит и гонит коней дружина, всё громче фырчат жеребцы, растапливая морозный воздух. «Держись, Олег, держись!» - всё повторяет себе отважный Коловрат. Вот и холм последний показался впереди. Ещё пуще прежнего устремилась вперед дружина, готовясь ворваться в ряды врага. Подняв острый меч ввысь, так, что солнце осветило блестящую булатную сталь, Евпатий что есть мочи прокричал:
- Ну что, брати, ждёт бой нас славный! Не щадить супостатов и биться до последнего вздоха, покуда Господь души наши не заберёт! За мной!
Огласила дружина морозные степи дружным кличем. Ещё пуще припустили коней своих. Вьются плащи на ветру, сверкает кольчуга на утреннем солнце. И вот, когда ворвался на холм Коловрат, когда готов он был обрушить всю мощь дружины своей на головы врагов окаянных, узрел он зрелище страшное. Не было уж войска Батыева. Вместо ощетинившихся копий и мечами монголов, встретили богатыря спаленные до тла стены родного города, на руинах которых лежали растерзанные монгольскими варварами защитники. Не было слышно ни криков, ни стонов, ни плача. Все сгинули в жестокой кровавой бойне, продолжавшейся несколько дней. И видел воевода, как река Трубеж стала красной от крови, и видел Коловрат дома сожженные, и видел он многих воинов славных, что сгинули в огне беспощадного набега. Опустела душа богатырская. Скорбь великая охватила разум. Еле смог он от нахлынувшей грусти меч удержать и с коня удалого не пасть. Не в силах был думать ни о чём воевода. Лишь видел он друзей своих и близких, что лежали на холодной земле, истерзанные беспощадной монгольской сворой. Дрожь пробежала по телу Евпатия. Голову окутал вакуум. Так стоял он, не шевелясь, несколько мгновений, показавшихся ему нескончаемой вечностью.
Добавлен: 20.10.2017
Прочли: 476 раз.
Скачали: 13 раз.
Настройки чтения
Поиск историй
Выбор категорий
На главную